«Победить самого себя!» Российский герой Дакара-2013 Леонид Новицкий — о своем нелегком пути к вершинам

Третье место в абсолютном зачете на Дакаре-2013. Два титула обладателя Кубка мира по ралли-рейдам. Прозвище «Император пустыни» — за потрясающее умение ездить по пескам. Все это — о самом успешном российском покорителе бездорожья Леониде Новицком. Мы публикуем в сокращенной версии его историю из книги Дмитрия Соколова-Митрича «Мы здесь, чтобы победить!», которую в сентябре выпускают фабрика историй Лаборатория «Однажды» и издательство «Эксмо». Эта книга — о самых выносливых людях российского бизнеса, добившихся успеха и в спорте.

Выход из сил

Это была моя первая международная гонка. Эмираты, этап Кубка мира, 2005 год. Если бы я знал, во что ввязываюсь…

Песчаная ловушка — это огромная воронка между дюнами, как будто после падения гигантского снаряда. Глубина —метров 150, дно острое, угол спуска и подъема — градусов 45. Объезжать ее надо по спирали, но мы с моим штурманом Олегом Тюпенкиным этого не знали. Спустились на самое дно, уперлись в него носом и попытались карабкаться наверх. Разумеется, безрезультатно.

Солнце в зените, температура за пятьдесят, на дне этой воронки ни тени, ни ветра. Если солнечный удар вырубит обоих — не факт, что нас успеют найти живыми. И вот в таких условиях мы барахтались три часа: поддомкрачивали машину, приспускали шины, подкладывали под колеса специальные карбоновые трапы. Скоро у нас кончилась вода, и меня охватило полное отчаяние. Я пошел нажимать красную кнопку, чтобы прилетел вертолет и нас отсюда забрал, но Олег уговорил помучиться еще часок. Наконец, нам удалось поставить машину в удобное положение, разогнаться и выскочить на поверхность земли.

Каждый следующий день мы снова где-нибудь застревали, откапывались, обливались потом, балансировали на грани солнечного удара, но ехали все уверенней. Когда я увидел финишные знаки, по щекам градом покатились слезы. Неужели эта пытка наконец-то кончилась? Наверное, я должен был теперь возненавидеть песок до конца своих дней, но почему-то я, наоборот, его полюбил.

Превозмочь себя — это трудно, но это легко. Стиснуть зубы и перетерпеть могут не все, но многие. А вот впустить в себя выносливость навсегда, подчинить ей всю свою натуру — это действительно под силу не каждому. И когда я начинал свое восхождение, я меньше всего предполагал, что оно под силу мне.

Большой взрыв

В городе Коркино Челябинской области, где я родился и вырос, постоянно грохотали взрывы. Рядом находился угольный разрез глубиной в полкилометра. Его история началась в 1936-м году — с события, которое вошло в мировую историю энергетики как Коркинский взрыв, самый мощный на тот момент мирный взрыв на планете.

Коркино был типичным шахтерским городком со всеми своими прелестями. Почти все население — либо шахтеры, либо рабочие с сопутствующих производств, либо инженерно-техническая интеллигенция. Наша семья относилась к третьей категории. По нынешним временам родители занимали топовые должности на местных предприятиях, но в СССР шахтеры зарабатывали намного больше своих начальников. Будучи главным инженером целого завода, моя мама получала 300 рублей — всего в два раза меньше минимальной шахтерской зарплаты. Родителям постоянно приходилось подрабатывать. На заднем дворе нашего частного дома стояли вольеры для лис и песцов — из них отец выделывал шкуры и сбывал тем, кто шил зимние шапки. Я был ответственным за огород, а моя старшая сестра Лена, которая тогда даже представить себе не могла, что станет министром сельского хозяйства России, помогала матери по дому.

Раз в году мы всей школой собирали металлолом. Это был тот еще квест: бегаешь по дворам, ищешь любую железяку, которая плохо лежит, а потом на школьной доске объявлений вывешивают списки, какой класс сколько собрал, и победителям — почет и уважуха. Как-то раз во время такого квеста я обнаружил в общешкольной куче железа очень ценную вещь — раму от карта. Я тогда уже ходил в секцию при ДОСААФ, но там давали покататься всего два раза в неделю, а тут появилась реальная возможность построить свой личный аппарат и гонять на нем хоть каждый день.

Я выменял эту раму на другой металлолом. Потом выпросил у родителей пять рублей, купил у знакомого старый двигатель от мотоцикла «Минск», раздобыл где-то колеса от мотороллера и начал, как умел, возиться со всем этим хозяйством. Отец, увидев, что я не шучу, привез мне чертежи. В итоге через четыре месяца мы с друзьями этот карт собрали и стали самыми крутыми на районе среди ровесников. Неподалеку был стадион с гаревой дорожкой, там мы гоняли как бешеные. Очередь из желающих прокатиться записывалась на неделю вперед. Разумеется, домой приходили все в масле и мазуте. В общем, детство у меня было дай бог каждому.

Отрочество, юность

Картинг был далеко не единственным моим спортивным увлечением и даже не самым главным. В школьные годы я успел позаниматься почти всеми доступными в Коркино видами спорта: легкой атлетикой, лыжами, шахматами, боксом, хоккеем. Участвовал в областных соревнованиях, получал разряды, даже в вуз я поступил во многом благодаря спортивным достижениям.

Однажды в дверь нашей общежитской комнаты кто-то настойчиво постучал. На пороге стоял здоровый парень с большими бицепсами и вправленным носом. «Кто-нибудь боксом занимается?» — «Ну, я немного». — «Пойдем со мной. Мне тренироваться не с кем». Мы пошли в столовую, сдвинули столы в форме ринга, надели перчатки. Мой противник, видимо, решил, что я совсем зеленый, и пошел на меня с опущенными руками. А я не сдержался и тут же одним ударом выбил ему челюсть! Скорую вызывать не стали, вправлять челюсти нас учили в боксерской секции, поэтому уже через пять минут мы продолжили. В том поединке я, конечно, оказался на полу: все-таки мой противник был кандидатом в мастера спорта. Но, видимо, мы сошлись характерами: «Переезжай к нам в комнату. Будем держаться вместе».

Вскоре начались и наши первые предпринимательские опыты. Мы с моими новыми друзьями по комнате скинулись и купили видеомагнитофон — страшную по тем временам ценность. В конце 80-х он стоил столько, что на эти деньги квартиру в Москве можно было купить. Потому что тогда это была не просто бытовая техника, а безотказный инструмент бизнеса. Я брал у отца машину, мы грузили в нее эту технику и за четверг-пятницу объезжали с новой видеокассетой все общаги студенческого городка. В итоге наш видеомагнитофон окупился многократно, а скоро мы начали осваивать и другие возможности.

Однажды мы с отцом заехали на челябинскую станцию технического обслуживания АвтоВАЗа. Там я познакомился с молодым парнем по имени Алексей. И он мне рассказал, что у них, у слесарей, большая беда: им жуть как не хватает запчастей, а купить их можно только в Тольятти, да и то нелегально. От Челябинска до этого города ровно тысяча километров, но для молодой и бешеной собаки это не расстояние. Я снова брал у отца машину, и мы с Алексеем раз в неделю стали туда ездить закупаться под конкретных клиентов. За одну поездку зарабатывали по несколько тысяч рублей. Вскоре у меня появился собственный автомобиль. Первые перламутровые Жигули в Челябинске, «шестерка» с бампером от «семерки», верх крутизны.

Однако масштабировать этот бизнес было невозможно: мешал кризис доверия. Люди появлялись, исчезали, обещали, кидали. Бандитские группировки, которые пытались в этих отношениях что-то гарантировать, тоже постоянно менялись и перекраивали сферы влияния. Развивать торговлю деталями не получалось, и я понял, что нужно легализовываться и искать новые ниши.

Дымовая завеса

Свою первую фирму я назвал «Крис» — в честь новорожденной дочери. Церемония выдачи свидетельства о регистрации бизнеса была похожа на экзамен в театральное училище. Коркино, горисполком, замглавы города в окружении членов комитета по предпринимательству. Я стою перед этим «худсоветом», мне нужно произнести какой-то монолог на тему «зачем мне юридическое лицо». Ответ «просто денег заработать» — неправильный. И вот я говорю: «Хочу заниматься предпринимательством. Хочу создать компанию. Хочу развивать экономику. Сначала займусь торговлей, потом дорасту до собственного производства». Тогда это выглядело как какой-то бессмысленный ритуал, а спустя 20 лет оказалось, что свое торжественное обещание я выполнил в точности. И компанию создал, и производство построил, и экономику развивал.

Но сначала пришлось пройти через адский период первоначального накопления капитала. Честно говоря, я не люблю вспоминать 90-е. Грязное, неприятное время. Примитивные мозги, убогие потребности, полное отсутствие правил, пьянки, бани, кабаки, общение с нехорошими людьми и постоянный риск. В голове до сих пор сидят некоторые условные рефлексы, оставшиеся с тех времен. Меня, например, всегда охватывает чувство тревоги, когда в помещении накурено. Запах табака стойко ассоциируется с опасностью после того, как меня чуть не убили в собственном подъезде.

В тот день я вышел из квартиры и чувствую — что-то не так. Дым! В доме, где я тогда жил, курение на лестничных клетках не приветствовалось. Значит, на нижних этажах курит кто-то чужой. Спускаюсь по лестнице, курильщиков не встречаю, но запах табака не исчезает. Когда я миновал второй этаж, мне уже было ясно, что меня поджидают у выхода между подъездными дверями. Это знание позволило мне напасть первому, увернуться от выстрела и выбить из рук противника пистолет. Все-таки курение — вредная привычка, от нее страдает производительность труда даже в такой экзотической профессии, как наемный убийца.

Коммерческая фирма в то время — это просто контора, которая зарабатывает деньги всеми возможными способами. Сегодня ты занимаешься одним, завтра другим, послезавтра третьим. Выглядело это примерно так. Везешь с Урала в Прибалтику какие-нибудь титановые трубки. Там ты узнаешь, что в Венгрии дешевые соки. Едешь туда и на вырученные деньги закупаешь эти соки. Там выясняется, что в соседней Югославии дешевые аккумуляторы. Распихивая их по уральским предприятиям, ты знакомишься с директором цементного завода, которому, оказывается, нужны мешки для цемента. Начинаешь ему поставлять эти мешки. Завод в них грузит цемент на экспорт. А у тебя есть случайный знакомый, у которого в аренде причал в Новороссийске. Ты с ним договариваешься, находишь в Европе покупателя на цемент — и делаешь контракт. Чем дальше — тем больше связей и новых возможностей. Чем больше связей и возможностей, тем быстрее растет оборот и масштабы твоей деятельности.

Талончики на газ

Дикий период первоначального накопления капитала очень скоро закончился, и на смену ему пришла новая реальность. Коммерсанты начали выбирать специализацию, обзаводиться собственными службами безопасности и юристами. Появился запрос на общие для всех правила игры, мелкие жулики, откровенные бандиты и отъявленные авантюристы потеряли актуальность. Они либо расселись по тюрьмам, либо пошли работать охранниками и таксистами.

Я тоже отбросил все лишнее и занял свою нишу. Моими основными партнерами стали Магнитогорский и Челябинский металлургические комбинаты. Пригодились школьные навыки: я скупал по всей стране металлолом и поставлял его в обмен на металлопрокат. Этот металлопрокат сначала я отправлял на экспорт, но потом потихоньку пришли в себя отечественные сырьевые монополисты, и я стал работать с новоуренгойским подразделением Газпрома, которому продукция металлургов была нужна для капитального строительства. Я поставлял им его в обмен на газовые зачеты, грубо говоря — за талончики на газ. Эти талончики я тоже обменивал в Челябинске и Магнитогорске на металлопрокат и таким образом делал круг, зарабатывая свои 20 процентов на каждом этапе. Такой бизнес был гораздо более стабильным и доходным по сравнению с вечной нервотрепкой, которую представляла из себя хаотичная оптовая торговля.

Но к концу 90-х и эта ниша стала потихоньку закрываться. Пришло время вертикально интегрированных компаний. Металлурги окончательно встали на ноги, обзавелись собственными сырьевыми базами, стали закупать газ напрямую и в посредниках типа меня больше не нуждались. Я вовремя продал свой «металлоломный» бизнес партнерам, а сам полностью переключился на работу с «Уренгойгазпромом». Газовики к тому времени окончательно оклемались и стали строить дома отдыха, санатории, жилье для сотрудников — а моя компания «Газстройкомплект» занималась материально-техническим обеспечением этих строек. Спокойный, непыльный, надежный бизнес, которым можно было заниматься до конца дней своих. Но я вырос в Коркино, я привык к тому, что время от времени окружающий мир должно потряхивать. Поэтому вскоре я сам приложил неимоверные усилия для того, чтобы усложнить себе жизнь.

Росагролизинг

Все эти годы успешно развивалась карьера моей сестры. Лена закончила медицинский институт, работала обычным кардиологом в студенческой поликлинике, потом замглавврача в медсанчасти Челябинского металлургического комбината, а затем ушла в бизнес по поставкам медицинского оборудования. Чтобы наращивать клиентскую базу, она решила получить экономическое образование и в процессе учебы заинтересовалась еще не освоенным в России финансовым инструментом — лизингом.

Лизинг — это долгосрочная аренда имущества с возможностью последующего выкупа. С его помощью предприниматели могут получать в пользование дорогое оборудование, единоразовая покупка которого им не по карману. А производители этого оборудования с помощью лизинга стимулируют спрос. Закончив учиться, Елена успешно внедрила этот инструмент в свой бизнес, а затем создала и возглавила Российскую ассоциацию лизинговых компаний.

Наконец государство тоже дозрело до понимания, что это эффективный инструмент развития многих отраслей экономики. Например, сельского хозяйства, которое к тому времени находилось в полуобморочном состоянии. Было решено создать госкомпанию, которая занималась бы внедрением лизинга в эту отрасль. И когда тогдашний премьер-министр Михаил Касьянов стал искать человека на должность ее руководителя, кандидатура моей сестры Елены Скрынник была вне конкуренции.

На должность первого заместителя гендиректора «Росагролизинга» она пригласила своего брата. У меня к тому времени и так все было хорошо, но это был вызов, который нельзя было не принять. Такие масштабные задачи выпадают один-два раза в жизни, отказаться значит жалеть потом до конца дней своих. Поэтому я закрыл все свои компании и перешел на новую работу.

Елена Скрынник, старшая сестра Леонида Новицкого

Сейчас уже никто не помнит, какое жалкое зрелище 15 лет назад представляли из себя и сами аграрии, и производители сельхозтехники. На заводах собственники менялись по два-три раза в год. В деревне зарплату получали комбикормом, а пределом мечтаний аграриев было выбить из государства горюче-смазочные материалы на очередную посевную. Поля зарастали лесом, люди разбегались по городам, задача возродить сельское хозяйство казалась невыполнимой. Помните финальный эпизод фильма «Операция Ы»? Моргунов пытается поставить на ноги спящих Вицина и Никулина, чтобы вывести их в безопасное место, а они поочередно падают. Поднял Никулина — упал Вицин, поднял Вицина — упал Никулин. Первое время наша работа в «Росагролизинге» выглядела примерно так же. Нужно было привести в чувства две отрасли, каждая из которых скорее мертва, чем жива.

За следующие шесть лет мы с нуля создали компанию с портфелем в 120 миллиардов рублей. Машиностроители получили твердые заказы на производство тракторов, комбайнов, современного оборудования. Аграрии за разумную плату обрели доступ к основным средствам производства. Я до сих пор считаю это главным своим достижением как менеджера и предпринимателя. Мы решили серьезную задачу государственной важности. Достаточно посмотреть на график сельхозпроизводства в стране, чтобы понять: «Росагролизинг» фактически возродил в России сельское хозяйство.

В советское время за реализацию такого масштабного проекта дали бы звание героя соцтруда. Нас же наградили прокурорскими проверками, допросами следователей по особо важным делам и так называемыми «журналистскими расследованиями» на федеральных телеканалах. Теперь для человека, который интересуется политической жизнью, но не очень-то вникает в ее подробности, слово «Росагролизинг» ассоциируется с коррупционным скандалом, героями которого стал я, моя сестра и еще ряд людей, создавших эту компанию. В результате ни одного уголовного дела против нас так и не было возбуждено, ни одного факта коррупции не доказано, любому человеку, который хоть немного разбирается в экономике, понятна смехотворность всех обвинений — но какое это теперь имеет значение. Нашлись люди, которые изгадили очень красивую историю и приложили все силы для того, чтобы вылечить мой патриотизм. Первое у них получилось, второе — нет.

Тем не менее такая жизнь меня изрядно задолбала. Дожив до 35 лет, заработав достаточно денег, а также одышку и лишний вес, я понял: мне нужна отдушина. Еще лет 10—15 таких трудовых будней, и меня можно было бы выбрасывать на помойку. Охота? Это пьянка. Рыбалка? Еще более сильная пьянка. Скажу по секрету: гонки — это тоже пьянка. Но, во-первых, самая меньшая из всех. А в-главных, если ты приходишь сюда всерьез и надолго, то пьянка очень быстро заканчивается. В отличие от охоты и рыбалки, здесь тебе есть куда расти — а как только появляются первые успехи, алкогольную зависимость сменяет адреналиновая.

Не езда, а ерзанье

Как я попался на этот крючок? У меня есть друг и партнер, белорус Андрей Бирюков. Он всегда любил автоспорт и в начале нулевых организовал команду «МАЗ-Яровит». Она сразу же очень хорошо стартанула: два года подряд выигрывала европейский чемпионат по трак-триалу. В результате Андрей решил развивать у себя на родине не только трак-, но и джип-триал. В 2003 году он предложил мне съездить с ним в Минск на очередную гонку, и я подумал: почему бы и нет?

Триал — автомобильное соревнование не столько на скорость, сколько на проходимость. Овраги, буераки, ручьи и реки — иногда их и человек-то пройти не в состоянии, а машина преодолевает. В первый заезд Андрей взял меня штурманом — это был один из трех случаев в моей жизни, когда на спортивной трассе я сидел справа. Не могу сказать, что мне сильно понравилось, но я решил повторить. Через месяц снова приехал в Минск, на этот раз со своей Нивой и уже за рулем. Снова то яма, то канава, снова не езда, а ерзанье. В этот раз я окончательно понял, что джип-триал — не мое. Однако на второй день Андрей в качестве развлечения устроил для участников сюрприз под названием «джип-спринт», небольшую гонку на скорость. Вот тут меня и торкнуло. Хочу!

Первой моей серьезной гонкой в ралли-рейдах стала зимняя баха «Северный лес» под Питером. Тогда она еще не имела статуса этапа Кубка мира, но по сложности для меня это уже был космос. Там я на своей машине героически лег поперек дороги, но все-таки выбрался, финишировал и окончательно понял, что отдушина найдена.

Лошадиное бессилие

Если ты хочешь расти как гонщик, то совершенствоваться нужно не только тебе, но и автомобилю. Из Нивы я вырос в первый же сезон — и ее сменил купленный в Москве дизельный Mitsubishi Pajero, на котором я в 2004-м неплохо состоялся как спортсмен. Но уже на следующий год этот аппарат перестал мне соответствовать, надо было искать другой. И вот тут начались проблемы, которые не решить никакими деньгами.

На этом Mitsubishi Pajero Леонид Новицкий делал свои первые шаги в ралли-рейдах

Следующий уровень — это уже заводские команды, а там с частниками не разговаривают в принципе, ни за миллион, ни за два, ни за пять. Эти люди блюдут репутацию бренда, им нужно, чтобы на их машинах ездили гонщики в ралли-рейдах, а не папенькины сынки по любовницам. Поэтому первый вопрос всегда один и тот же: «Кто ты такой?» Этот барьер в карьере любого гонщика рассчитан на то, что дурак дальше не пройдет, а человек, который мотивирован по-настоящему, возьмет его штурмом, измором — как угодно, но прорвется. Именно так у нас и получилось. Слава Богу, в Европе есть много русских немцев, каждый второй барыжит машинами, имеет хорошие связи и что хочешь тебе из-под земли достанет. В 2005-м мы привезли из Франции Mitsubishi Pajero уже настоящей подготовки. На нем я в том же году выиграл Кубок России. Потом поехал в Эмираты на этап Кубка мира и занял там девятое место в абсолютном зачете — это та самая гонка, в которой я финишировал со слезами на глазах. И в узком кругу производителей гоночных машин этот список достижений уже кое-что значил.

2007 год. Леонид Новицкий и Олег Тюпенкин летят к титулу чемпионов России в самой быстрой категории Super Production

А дальше развитие пилота похоже на гонку вооружений: ты покупаешь автомобиль с запасом возможностей, за год из него вырастаешь, снова покупаешь, снова вырастаешь… С очередной машиной у тебя открывается новое дыхание, но каждый болид ты должен заслужить. Не ты выбираешь его, а он тебя. Помните эпизод из фильма «Аватар»? «А как я пойму, что он меня выбрал?» — «Очень просто. Он захочет тебя убить».

Смерть пописать отпустила

Если кто-то подбегает к тебе с острым предметом в руке и вонзает его в твою грудь, то, скорее всего, этот кто-то тебя убивает. Но в моем случае именно так выглядело спасение.

2009 год, многодневная гонка по территории Ливии и Туниса. К тому моменту мы с моим штурманом Олегом Тюпенкиным уже выступали на BMW в составе команды X-raid — эта одна из самых сильных и труднодоступных команд в ралли-рейдах. Годом ранее после очередного этапа Кубка мира немцы увидели в нас потенциал и предложили клиентскую программу. Такое случается крайне редко — обычно люди сами добиваются этой возможности долго и упорно.

Это была очень интересная и красивая гонка. Состав участников радовал звездными именами и интересными людьми. Во время таких многодневных гонок нужно уметь эмоционально разгружаться, поэтому каждый вечер наш бивуак превращался в бесплатный цирк. Мы много хохмили, прикалывались друг над другом, устраивали всякие самодельные шоу. Больше всех отличилась Моника — наш командный фотокорреспондент. Эффектная, красивая, высокая девушка — этакая царевна среди семи богатырей. Мы с показным энтузиазмом ревновали ее по любому поводу: «Та-ак, ты куда это на ночь глядя собралась? Опять с мотогонами флиртовать? Оставайся лучше с нами, а то пожалеешь». И вот после очередной такой «измены» мы решили ее проучить. Там, где мы в ту ночь остановились, обитали какие-то огромные жуки — черные, страшные, но совершенно безобидные. Мы насобирали этих жуков штук сто и напихали их в палатку Моники. В ту ночь она вернулась поздно, насекомые к тому времени уже спать легли, поэтому вечером никакой реакции не последовало. Зато утром все проснулись от истошного визга Моники. От ужаса она даже не могла вылезти из палатки и бегала прямо в ней по бивуаку, пока добрые люди наконец не помогли ей расстегнуть молнию. После этого пришлось бегать уже нам, потому что в каждого, кто попадался ей на глаза, тут же летели камни.

Перестала ли Моника после этого изменять нашему коллективу с мотогонами — я не знаю, потому что то утро едва не стало последним в моей жизни.

Накануне мы с Олегом выиграли спецучасток и должны были теперь работать «открывашкой» — то есть стартовать первыми. Дело это не очень приятное: впереди нет чужих следов, ехать приходится исключительно по роуд-буку. До этого нужно психологически дозреть, а у нас с Олегом опыта лидерства тогда еще было недостаточно. Но даже трудно объяснить то, что с нами началось перед стартом. Появилось какое-то необъяснимое ощущение тревоги, накатил мандраж: зубы стучат, руки трясутся, язык не слушается. В таком состоянии мы и стартанули.

Сбились с пути сразу же. По роуд-буку первые четыре километра должны были идти по дюнам, а потом — выход на гравийную дорогу. Но вот мы скачем по песку уже шесть километров — и никакой дороги нет. Вдруг я боковым зрением замечаю, что метрах в трехстах левее нас обгоняет Герлен Шишери, и он явно мчится по гравию. Я наконец тоже выскакиваю на дорогу и зачем-то нажимаю педаль до отказа.

Куда в тот день делась моя фирменная осторожность и здравый рассудок? В абсолютном зачете Герлен мне был вообще не конкурент и гнаться за ним не было никакого смысла. Если бы я просто проехал два оставшихся дня в своем обычном режиме, то выиграл бы Кубок мира. Почему я так агрессивно повел себя после этой заминки в дюнах? Ответ на этот вопрос неизвестен. Зато известно, что произошло дальше.

На этой гравийке были песчаные переметы. Выглядят они точно так же, как снежные переметы на российских дорогах, — бугры, которые надувает ветром поверх дорожного полотна. Они не очень высокие и достаточно пологие, но на скорости 200 км/ч и таких препятствий для катастрофы достаточно.

Первый раз мы подпрыгнули и приземлились на передние колеса. Второй раз — тоже. Третий перемет стал последним: мы приземлились на морду автомобиля. Затем нас перевернуло на крышу. Достаточно долго мы скользили на ней по ходу движения, но потом нас развернуло на 90 градусов и закрутило вокруг своей оси. Это самое неприятное, что может случиться с экипажем, — хуже только лобовой удар. Скорость вращения бешеная, центробежная сила в тот момент была такой, что еле-еле удалось прижать руки к груди. Это меня спасло от серьезных повреждений, но правую кисть я все-таки успел раздробить об руль.

Сколько мы вращались, я не знаю. Я не терял сознания, но восприятие времени в такие моменты неадекватно. Машина остановилась, встав на колеса, — точнее, на то, что от них осталось. Рядом от болевого шока хрипел Олег: во время вращения он не успел сгруппироваться, и сначала ему раздробило кисть, а потом руку выкинуло в окно и оторвало о какое-то препятствие. Теперь она безжизненно висела в рукаве комбинезона.

Я кое-как вывалился из машины и пополз по песку, чтобы вытащить Олега. Но далеко не уполз, потому что полностью потерял ориентацию, а главное — я вообще не мог дышать! Во время такого бешеного вращения в организме образуется вакуум, происходит прилив жидкости, легкие заполняются водой, и человек в этом состоянии просто задыхается и умирает. Именно такое со мной и должно было произойти, если бы не счастливая случайность. Я был уже весь синий от удушья, когда возле нас остановился следующий экипаж, штурман которого по основной профессии был хирургом. Он моментально понял, что со мной, схватил свою железную ручку, вытащил из нее стержень, сильнейшим ударом пробил мне грудь и таким образом дал доступ воздуха в легкие. Олегу он тут же наложил жгут — иначе тот умер бы от потери крови…

Руки из задницы

Что такое медицина районного уровня в Тунисе — можете себе представить. Оборудования нет. Из обезболивающего только морфий, который, как выяснилось, меня не берет. Но Олегу все-таки предотвратили гангрену, а мне попытались собрать кисть руки. Металлические стержни вставляли фактически без обезболивания — спасало только то, что я постоянно терял сознание. Наконец на третий день прилетел медицинский спецборт, который вызвал директор команды X-raid Свен Квандт, и там были реаниматологи из Германии. Первым делом они мне вкололи какой-то обезболивающий коктейль, и это было такое счастье, какого я больше не испытывал никогда.

А потом немцы совершили невозможное. Во-первых, они нас пустили в Германию без виз. Свен из той самой семьи Квандтов, которая владеет BMW и является одной из самых влиятельных в немецкой бизнес-элите. Он решил этот вопрос лично с Ангелой Меркель, и паспорта с визами нам уже в больницу полицейские привезли. Во-вторых, врачи пришили Олегу оторванную руку и восстановили в ней кровообращение — для этого понадобилось больше тридцати операций под общим наркозом. Рука осталась безжизненной, поскольку нервы успели отмереть, но внешне — как настоящая.

Мне же хватило восемнадцати операций. Легкие зажили быстро, но вылезла еще одна травма — отслоение сетчатки глаз. Лазером ее припаяли, зрение восстановилось, хотя с тех пор и приходится глаза беречь. Но больше всего врачам пришлось повозиться с раздробленной кистью. Я теперь с чистой совестью могу заявить, что руки у меня сделаны из задницы. Одна из фаланг кисти была повреждена до такой степени, что восстановлению не подлежала, поэтому немцы спилили часть тазовой кости и выпилили из нее новую.

Потом была длительная реабилитация в Москве: каждый день несколько часов уходило на всевозможные процедуры плюс занимательное самолечение. Один знакомый пластический хирург, узнав, что со мной случилось, привез силиконовый имплант. «Вот тебе, — говорит. — Качай руку, лучше всякого эспандера». Я брался за эту сиську в любое свободное время. Три штуки порвал, прежде чем рука восстановилась. Но вещь полезная, рекомендую.

Сжатые зубы

Когда я вышел из больницы, то понял, что получил еще одну травму — психологическую. Я не сомневался, что рано или поздно вернусь за руль, но первое время даже на пассажирском сидении на меня накатывала паника. Я буквально заставлял себя ездить на машине: сначала на заднем сидении, потом на переднем, наконец, попробовал вернуться за руль. Было очень неприятно, почти больно. Но я просто сжимал зубы и жал на педаль газа. И страх постепенно отступал — по одному километру в час, по два, по три.

В том же году я снова сел за руль дакаровского джипа и понял удивительную вещь: катастрофа в Ливии пошла мне на пользу. Тело серьезно пострадало, но головой я дорос до нового уровня. После возвращения в строй у меня началась полоса больших удач. В 2010 году, еще будучи в лангете и со штырями в кисти, я занял восьмое место на Дакаре и выиграл Кубок мира. Наверное, я начал понимать что-то такое, чего невозможно понять, если ты не прошел через серьезные испытания. Например, я понял, что такое глиссирование.

Глиссирование

Глиссирование — это мой собственный термин, которым я обозначаю правильное состояние сознания во время гонки.

Представьте себе, что вы бежите под уклон по горной каменистой тропе. Вы делаете несколько шагов в секунду, и каждый раз вам нужно принимать решение, куда поставить ногу. Вот на этот камень или на тот? На блестящий или на матовый? А почему он блестит? Может, он мокрый и скользкий? Если пускать каждый такой вопрос в голову и рационально на него отвечать — обязательно упадешь. Либо замедлишься настолько, что проиграешь. Но если перестать об этом думать, то ноги несут вас сами. Организм как будто отключает головной мозг и позволяет им самостоятельно решать, куда делать следующий шаг.

Там, где я теперь живу, я почти каждый день бегаю именно по таким тропам. Это очень помогает тренировать навыки правильного мышления в гонках. Мозг приучается думать поверх рассудка, парить над волнами, как экраноплан. Ты как будто переключаешься в более высокий режим, где действует рациональность какого-то совсем другого порядка. Ее невозможно описать при помощи аргументов и фактов, в ее существование надо просто поверить, и тогда она начинает действовать. Именно это состояние я и называю глиссированием.

Первый раз я его почувствовал не в себе самом, а когда находился в кабине великого гонщика Стефана Петранселя. Когда я пришел в команду X-raid, Свен Квандт попросил меня проехать с ним тренировочный заезд в качестве штурмана. Я долго отбрыкивался, потому что ненавижу сидеть справа. Но спустя несколько минут после старта мне в очередной раз пришлось оценить мудрость Свена, который дал мне ценнейший урок на всю жизнь.

Рядом со мной за рулем сидел девятикратный победитель Дакара, человек, который тогда был на голову выше меня. Я увидел, как Стефан ведет себя за рулем, — и был поражен! Петрансель держал руль одной рукой, он болтал, шутил, в какой-то момент даже посмотрел куда-то вверх: «О, гляди! Парашютист!» Между тем мы мчались со скоростью 200 км/ч по пересеченной местности! Какой, на хрен, парашютист! Кто за дорогой следить будет?! Но в том-то и дело, что Петрансель ни на секунду не терял контроля над трассой. Я видел, как он отрабатывает на ней каждое событие: уверенно, непринужденно, красиво.

Это было совсем не похоже на то, как ездил тогда я сам. Я держал руль звериной хваткой. Я впивался глазами в каждое очередное препятствие. Я был молчалив, напряжен и сосредоточен. Мне казалось, что именно так и должен вести себя настоящий гонщик. И до определенного предела эта концентрация помогала мне расти. Но затем она превратилась в главный тормоз для дальнейшего развития.

В тот день благодаря Петранселю я это понял и полностью изменил свое поведение за рулем. Мой взгляд больше не метался перед капотом автомобиля в поисках препятствий, он переместился дальше к горизонту. Я постепенно научился замечать дорожные события задолго до их приближения. У меня появилось гораздо больше времени на их отработку. Оказалось, что при такой тактике тебе и правда хватает времени еще и на облака посмотреть, и короткой шуткой со штурманом перекинуться, и лишний раз подумать о стратегии.

Постепенно точка твоего внимания перемещается все дальше от капота и в конце концов переваливает за горизонт. Ты обретаешь способность с невероятной степенью точности угадывать то, что находится за пределами поля видимости. Мои штурманы уже давно заметили, что я чувствую, когда мы нагоняем соперника, даже если от него еще и пыли в воздухе не видно. Никакой мистики тут нет, это просто обостренная интуиция и предельная наблюдательность. Способность по мельчайшим косвенным признакам вычислять приближение соперника. По отдельности мозг всего этого не фиксирует, но общую картинку выдает безошибочно: нагоняем!

Дакар

Я считаю, что наш национальный характер очень эффективно преломляется в раллийных гонках. Умение до предела мобилизоваться, выбраться из любой ситуации на морально-волевых — это то, что мне не раз помогало. И не только мне.

Я однажды прокатился с Вовой Чагиным на КАМАЗе: решил посмотреть, как ездят настоящие пацаны. Стиснул зубы, задницу сжал в кулак и залез в кабину. Вылезал я оттуда другим человеком. Это было что-то с чем-то — легче в космос слетать! Машина чумовая, но трясет так, что у меня в глазах была одна цветомузыка: зрачок просто не успевает отрабатывать такую скорость изменений! Это сейчас там хотя бы амортизаторы нормальные поставили, а тогда камазовцы вообще ездили на стойках от БМД, боевой машины десанта. Нормальный человек в таких условиях должен просто разрушаться на атомы, и только наши люди способны ездить, да еще и побеждать.

Дакар называют ралли-марафоном, но это лишь потому, что правильного слова для этой гонки человечество еще не придумало. Сравнивать Дакар с марафоном — это все равно что сравнивать бег на двух ногах и бег на двухстах. Вероятность сбоя увеличивается на несколько порядков. Ведь половина этих ног — не твои собственные, а ноги твоих коллег по команде. Ралли-рейды — это уравнение с огромным количеством неизвестных. Даже если ты как гонщик достиг полного просветления, даже если команда предусмотрела все на свете — ты можешь банально колесо проколоть, ты можешь стать жертвой ошибки в роуд-буке, ты можешь, наконец, утром съесть испорченный йогурт и несколько раз останавливаться по нужде.

В конечном счете, умение побеждать — это искусство правильного поведения. Жена говорит, что во время многодневной гонки я превращаюсь в робота, — и это не сильное преувеличение. По ходу Дакара траектория твоего поведения спрямляется до максимума, все становится подчиненным одной-единственной цели. На бивуаке, в перерывах между спецучастками, ты постоянно сосредоточен, ты мыслишь минутами, секундами, шестеренками. Ты думаешь лишь о том, что еще можно сделать правильно, чтобы избежать ошибки. Весь остальной мир для тебя больше не существует.

Это состояние у меня немного притупляется, лишь когда начинается песок. Потому что тут задача значительно усложняется. Но для всех остальных она усложняется гораздо больше, чем для меня.

Песочница

Дюны — это что-то среднее между горами и волнами.

На горы они похожи размерами: 200—300 метров в высоту. А на волны — образом жизни. Под воздействием ветров дюны постоянно гуляют, перестраиваются, растут. У каждой есть гребень, и на нем происходит примерно то же самое, что на гребне морской волны. С одной стороны песок слежавшийся, твердый, отшлифованный ветром, а с другой — пухляк, который надуло с бархана. Он очень мягкий и представляет из себя что-то вроде песчаной пены, в которой легко завязнуть.

Взбираясь на дюну, ты видишь только линию горизонта. Что за ней — не знает никто. И ты должен каким-то шестым чувством правильно рассчитать скорость. Она должна быть достаточно большой, чтобы не увязнуть в этой «пене». И в то же время от тебя требуется перевалить через гребень осторожно, ведь по ту сторону полная неизвестность. Там может быть комфортный спуск или отвесная стена, песчаная ловушка или вовсе «козырек», с которого ты просто упадешь и разобьешься. Недожмешь газу — сядешь на брюхо в пухляк и будешь откапываться несколько часов. Пережмешь — улетишь по ту сторону, как снаряд, и сыграешь в рулетку, которая может стоить тебе здоровья или жизни.

Езда по дюнам похожа на жизнь в России. Спуск-подъем, спуск-подъем, спуск-подъем. Нет никаких рецептов и закономерностей, за каждым гребнем — новая непредсказуемость. В дюнах, как в нашей стране, постоянно нужно думать. Русский мозг привык не искать универсальных решений, мы умеем каждую ситуацию воспринимать как уникальную — и здесь это умение очень помогает. Есть только одно общее правило — не тормозить на подъеме. Все остальное непредсказуемо. Бывают короткие дюны, длинные дюны, обрывистые дюны, тысячи разных дюн. Это бесконечное поле сложнейших и очень красивых задач.

После первой мучительной гонки в Эмиратах мне понадобилось два года, чтобы научиться этот задачник читать. Постепенно я стал сначала чувствовать, а потом и понимать, что меня встретит по ту сторону гребня. Оказалось, что для этого есть много подсказок: конфигурация соседних дюн, направление ветров, цвет песка. Но если, к примеру, ветра в этой местности разнонаправленные, то дюны становятся непредсказуемыми абсолютно. Для такой местности я постепенно нашел собственный стиль езды — галсами. Я штурмую вершину не в лоб, а срезаю ее под углом. Я как бы ломаю угол гребня и на той стороне получаю гарантированный комфортный съезд. Первый раз у меня это получилось просто от ужаса: однажды я выехал на гребень в лоб и в последний момент сумел избежать таким образом ловушки. С тех пор этот маневр я стал использовать постоянно. Почему другие так не ездят? Не знаю. Езда по дюнам — это как почерк. У каждого он свой.

Но именно песок — это то поле, на котором можно получить колоссальное преимущество. На гравийной дороге ты в любом случае борешься за секунды: все-таки есть законы физики, и ехать быстрее определенного предела невозможно. А песок — это бесконечный ресурс, здесь можно выигрывать за счет решения задач, с которыми большинство соперников справляется хуже тебя.

Императором пустыни меня впервые обозвали итальянские журналисты после того, как в 2008 году я выиграл самый сложный спецучасток на этапе Кубка мира в Ливии. Потом это трансформировалось в Царя Сахары, да так и закрепилось. Я не возражаю.

Затяжные роды

Но тем труднее мне было взойти на подиум Дакара — гонки, которая в Южной Америке не балует песком. Удалось это лишь в 2013 году, с шестой попытки. До этого я последовательно занимал 25-е, 20-е, 11-е, 8-е и 4-е места.

К тому времени моим напарником стал Костя Жильцов — очень интересный и позитивный человек. Он ездил с Жан-Луи Шлессером, мы с ним часто боролись на трассе, и я видел, как быстро Костя прогрессирует. Мы оба поняли, что вместе сможем стать еще сильней. Так оно и случилось: Дакар 2013 года мы отработали идеально, без единой ошибки.

Звездная команда X-raid, в составе которой Леонид Новицкий (в центре) и Константин Жильцов (второй слева) в 2013 году добились лучшего для российских «легковых» гонщиков результата на Дакаре. Крайние справа — победители этого марафона Стефан Петрансель и Жан-Поль Коттре

С самого начала мы взяли хороший темп и ни разу не вылетали из первой пятерки. Но на десятый день в ход гонки вмешались обстоятельства непреодолимой силы. По легенде на нашем пути было сухое русло реки. Мы стали его пересекать — и тут вдруг нас смыл поток воды, который сошел с гор. Машину залило полностью, Костю затянуло под днище, мы его чуть не потеряли. Еле выбрались, добрались до финиша, но в результате съехали с четвертой позиции в четвертую десятку.

Мы стали протестовать. Организаторы должны были этот сель предвидеть, так как накануне прошел сильный дождь. Нужно было просто пустить гонку по другому маршруту, а если уж случилась такая фигня — аннулировать этот день. Мы стали требовать, чтобы нас вернули на прежнюю стартовую позицию «на правах приоритетного гонщика» — есть такой пункт в правилах. После долгих переговоров нас переместили лишь на 28 место. Я психанул и хотел сойти с дистанции. Но Свен уговорил остаться и правильно сделал: уже на следующий день мы все отыграли. На спецучастке было немного песка — но этого оказалось достаточно, чтобы снова выйти в лидеры. Один обгон получился особенно зрелищным: я, перепрыгнув через чужую машину, сиганул прямо с гребня дюны. Со стороны это выглядело как безумие, но на самом деле риск тут был нулевой, я все рассчитал на 100 процентов. Я вообще был в тот день очень сосредоточен и зол. Получился хороший такой привет организаторам.

В этой гонке я поимел от журналистов еще одно прозвище —  Мистер стабильность. Если не считать дурацкого десятого дня, других провалов по времени у нас с Костей на этом Дакаре не было. Каждый день мы приезжали четвертыми в абсолюте и в итоге ближе к концу прорвались в тройку. Это была часть стратегии. Как я уже говорил, гравийные дороги — не самая сильная моя сторона, так что мне пришлось биться с сильнейшими гонщиками планеты на их поляне. Поэтому я решил делать ставку на безошибочность. И эта ставка сработала.

Но в последний день все-таки пришлось понервничать. Мы бились за третье место с Нани Ромой, и ему нужно было отыграть 14 минут, чтобы скинуть меня с подиума. Я видел, что у испанца просто дикое желание это сделать. Последний спецучасток представлял из себя 240 километров сплошного горного серпантина, а Рома профессиональный классический раллист, и это его стихия. Я очень боялся досадных случайностей — какое-нибудь пробитое колесо или мелкая поломка могли решить исход дела. Но в итоге я проиграл Роме лишь четыре минуты и удержался на третьем месте.

Императорские планы

Последние три года я не участвовал ни в одной серьезной гонке. Бронза на Дакаре далась ценой новых проблем со здоровьем: опять начала отслаиваться сетчатка глаза, зрение ухудшилось на 50 процентов. Врачи вынесли свой вердикт: если не хочешь ослепнуть — придется пока воздержаться от подвигов. Я продолжаю заниматься спортом: бег, велосипед, лыжный марафон, альпинизм. Но все это — лишь средство поддержания формы для возвращения в гонки. Постепенно зрение вошло в норму, в этом году я буду принимать участие в тестовых заездах, а на следующий планирую вернуться на большие дистанции.

Если честно, немного страшновато: таких затяжных пауз у меня еще не было. Но я знаю, что на этом пути я не способен остановиться. Я из тех людей, которые любят отвоевывать каждый следующий миллиметр на дороге к цели. Мне еще есть над чем работать. Мне еще надо выиграть Дакар. Но даже когда я его выиграю, я все равно не успокоюсь. Эта игра бесконечна, и выиграть в нее невозможно, потому что невозможно ничего выиграть у самого себя. Себя самого можно только победить.

Летом этого года Леонид Новицкий вновь приступил к активным тренировкам, приняв участие в тестах команды X-raid на трассе в Испании. Продолжение – следует!