Лучшее из архива Авторевю. Интервью с Игорем Зайцевым — главным дизайнером АЗЛК в 1974—1987 годах
Мы продолжаем переверстывать и републиковать на главной странице сайта одни из самых интересных статей в истории Авторевю. Свои предложения по лучшим материалам вы можете оставлять в специальной теме в Клубе.
— И последний вопрос, Игорь Андреевич. Есть ли среди ваших работ такая, которую сейчас хотелось бы переделать?
— Все хотелось бы. Ни одну из наших работ, даже если говорить о серийных машинах, я не могу назвать состоявшейся...
Игорь Андреевич Зайцев проработал на посту главного дизайнера АЗЛК четырнадцать лет — с 1974 по 1987 годы. Именно за это время на заводе были сделаны Москвич-2140 и 2140 Люкс, переднеприводный Москвич-2141... И еще много Москвичей, которые так и не пошли в производство.
Сейчас (на момент публикации этой статьи - прим. ред.) Зайцеву 62 года. А 45 лет назад, когда московский старшеклассник Игорь Зайцев заканчивал школу, о дизайне он и не помышлял.
— Я просто любил автомобили. И поэтому, долго не раздумывая, поступил в Московский автомеханический институт, в МАМИ. Проучившись пару лет на тракторном факультете, добился перевода на автомобильный. А в 1962 году, когда пришла пора получать распределение, пошел на МЗМА, как тогда назывался завод Москвич. Собственно говоря, еще на четвертом курсе я уже примелькался в отделе Главного конструктора. Проходил там преддипломную практику, делал диплом...
Поскольку меня очень интересовал дизайн, я подсматривал за работой дизайнеров и даже подружился с Борисом Ивановым, главным художником. И решил: дай-ка я тоже попробую. Нарисовал кузов — взял да «отдул» его аэрографом, белилами на черной бумаге. Дизайнеры, выпускники Строгановки, обалдели: за три дня — такую картину! А главный конструктор Александр Федорович Андронов следил за кадрами очень внимательно: лично принимал на работу всех сотрудников ОГК, вплоть до уборщицы. И когда он увидел мой рисунок, то пригласил меня на работу конструктором в КБ кузовов.
Вскоре Зайцев получил повестку в армию. И сам Главный конструктор МЗМА, лауреат Государственной премии Андронов поехал к московскому военкому отпрашивать своего молодого сотрудника. Зайцева от призыва освободили, началась работа. Параллельно молодой инженер закончил ускоренный, в три с половиной года, курс по подготовке дизайнеров в Строгановке. Диплом Зайцев делал, конечно же, в художественно-конструкторском бюро отдела Главного конструктора МЗМА — это был гипсовый макет спортивного купе Москвич.
— Защитился на «отлично». Бандура эта потом долго в Строгановке стояла, пока не обветшала вся.
Это было весной 1967 года. В марте с конвейера сошел первый Москвич-412 — модернизированный М-408 с верхневальным алюминиевым двигателем. Прогрессивный по тем временам мотор был детищем Андронова — тот считал, что серийного производства достойны лишь самые современные разработки. Именно Андронов на переговорах по поводу закупки лицензии на производство модели Fiat-124 отказывался подписывать контракт с итальянцами до тех пор, пока у машины не будет полностью алюминиевый двигатель с «верхним» распредвалом. Правда, тогда удалось отстоять только вал.
Так вот, именно весной 1967 года Андронов вызвал Зайцева «на ковер» и приказал за десять дней сделать прикидку основных линий и сечений кузова перспективной модели, которая могла бы заменить Москвич-412. Задание, правда, отличалось некоторым своеобразием: по сравнению с моделями 408—412 будущий автомобиль должен был обладать увеличенной на 150 мм колесной базой, стать на 200 мм длиннее и на 100 мм шире, но... нужно было сохранить характер и расположение поверхностей. То есть Андронов хотел видеть новую модель просто «распухшим» Москвичом-408! В положенный срок работа была закончена и получила положительную оценку. По вновь разработанным чертежам Главный поручил изготовить четыре одинаковых пластилиновых макета в натуральную величину с небольшими отличиями в деталях: с разными облицовками радиатора, фонарями, молдингами. Лепить один из них выпало Зайцеву на пару с Леонидом Леоновым, его товарищем еще по МАМИ и Строгановке.
Один из первых пластилиновых макетов «укрупненного» Москвича-408, сделанный по настоянию главного конструктора Андронова
— Мы никак не могли понять, зачем нужны четыре одинаковых макета. Начали лепить самостоятельно, и что-то у нас, казалось, стало получаться интересное. Андронов по нескольку раз в день обходил все КБ: «Чем заняты, какие проблемы?» Заходил и к нам, делал замечания — мол, что-то надо изменить здесь, что-то здесь. А мы продолжаем гнуть свою линию. И Андронов как-то отозвал меня в сторонку: «Почему упрямитесь? Конечно, вам, молодым, хочется проявить себя после Строгановки. Но я-то знаю, что у вас ничего не получится! Если вы не скопируете «четыреста восьмой», то положение передней стойки не найдете». Я говорю: «Александр Федорович, мы четыре года на плазе отработали — что же, две точки не построим в пространстве?»
В общем, объективных причин для запрета не было. Просто, как считал Андронов, форма «четыреста восьмого» настолько удачна и оригинальна, что потребует лишь косметических изменений. В конце концов он мне говорит: «Знаешь, дорогой, в одном отделе двум умным людям делать нечего!» На следующий день мы с Леоновым оба подали заявления об уходе. Андронов был в шоке. Он нас и по одному, и вдвоем: я, мол, вас за границу пошлю, будете в отделе внешних сношений работать... Нет, отвечаем, нас именно творческая стезя интересует. В общем, со скрипом, с большой обидой, но отпустил он нас.
Куда ушли? Нашего бывшего одногруппника по Строгановке в тот момент назначили начальником КБ художественного конструирования в НИАТе — в институте авиационных технологий. Он нас и пригласил. Четыре года я проработал в этом болоте. Успехи, правда, были: получали патенты, а один станок с моим дизайном даже выпускался серийно. Но скучно было... А к заводу тяга была жуткая, бывал там тайком. В итоге поступил сигнал: давай-ка, возвращайся. Встретился с Андроновым: как будто ничего и не было. Он предложил мне возглавить группу интерьера в КБ кузовов. Там все приходилось делать самому: и лепить, и чертить, и компоновать, и конструировать. Что самое удивительное, это позволяло раза в три быстрее все делать, чем при обычной схеме.
