Предстоящий Гран При Монако — этап чемпионата мира, дающий шанс тем, кто на классических автодромах ни на что не надеется. Тем, кто выступает на машинах со слабыми моторами или, например, с вызывающей вопросы аэродинамикой. Поэтому Williams, начавший нынешний сезон с неконкурентоспособным болидом, может в Монако хоть на что-то рассчитывать. Во всяком случае, в первой тренировочной сессии в Монте-Карло Сергею Сироткину удалось показать результат, который вошел в десятку лучших. Хотя поведение болида в сложных местах знаменитой городской трассы было нервным: управлять машиной по-прежнему непросто.
Встретиться с Сергеем мне удалось в Москве сразу после окончания Гран При Испании. На автодроме Каталунья команда со славным прошлым выглядела абсолютно беспомощно. Но после разговора с Сироткиным ее судьба уже не видится в мрачных тонах. Работа идет, машину улучшают. Причем при непосредственном участии российского пилота.
— У гонщиков есть две недели между Гран При. Сколько дней из них они проводят на базе команды?
— Это индивидуально. Я уже провел в этом году на базе команды, наверное, больше, чем остальные ее пилоты вместе взятые! Я, конечно, утрирую, но не сильно. Говорю это, сидя с вами в Москве за чашкой кофе, но я первый раз вернулся сюда после гонки. В этом году я в Москве провел от силы дней 10—15. Как правило, живу там, в Англии, поэтому каждый день на базе. Это не всегда с утра до вечера рабочий день в плане инжиниринга, но я всегда там. И даже большинство выходных тоже провожу на базе.
— Это включает в себя работу на симуляторе?
— Не всегда. Как правило, один—два дня из этих двух недель. Чаще это рабочие дискуссии с различными специалистами, с инженерами.
— Насколько помогает в работе на базе и на автодроме инженерное образование?
— Иногда ты специально не используешь эти знания! Да, я инженер. Но у меня нет того глобального знания всех тонкостей, которое есть у специалистов, работающих в Формуле-1. А там, поверьте, лучшие в мире. Я пытаюсь, опираясь на свое понимание принципов поведения машины, дать адекватную обратную связь инженерам. В этом плане образование, конечно, помогает. Я могу не ждать внесения изменений, чтобы понять, что из этого получится, — а заранее знаю, как машина будет на них реагировать.
Да уж, у напарника Сергея Лэнса Стролла наверняка свободного времени больше! С другой стороны, специалистам и инженерам с Сироткиным дискутировать интереснее, чем с юным канадцем, инженерным образованием не обремененным. Но не тщетны ли все эти усилия? Можно ли довести до ума нынешнюю машину, которая кажется худшим шасси пелотона? Вырастет ли красавец лебедь из этого непослушного гадкого утенка — и когда? Вся надежда на таинственный пока проект, над которым, собственно, и трудится сейчас вся команда.
— Расскажите о проекте обновления, который готовится командой к летнему перерыву. Это будет дальнейшее развитие нынешнего шасси или, может быть, машина, созданная с нуля?
— Нет, это наша машина.
— То самое шасси Williams FW41?
— Да, абсолютно! Не то чтобы мы недовольны цифрами, которые эта машина может показать. Мы довольны, и они совпадают с нашими расчетами. Но те условия, в которых она может это показать… Очень узкий круг обстоятельств, в которые попасть почти невозможно! Наша задача состоит лишь в том, чтобы рабочий диапазон, в котором достигаются эти цифры, был гораздо шире.
— Довольно оптимистично…
— Все говорят: все так плохо, все так плохо. Все было бы плохо, если бы у нас не было изначальной базы, а она у нас есть! Работать над ошибками гораздо легче, чем писать текст с нуля. Это большой и сложнейший проект, который включает в себя как множество небольших вещей, так и достаточно радикальные изменения в автомобиле. Не с тем чтобы улучшить цифры и показатели, а чтобы заставить весь автомобиль хорошо работать.
— Конструкторам не хотелось вернуться к прошлогоднему шасси, которое на некоторых трассах было быстрее нынешнего?
— Мы просчитывали, что будет, если на прошлогоднее шасси поставить систему Halo, — это оказалось бы гораздо медленнее! Переделки, связанные с Halo, сильно замедлили все машины. Просто другие команды компенсировали это полностью, а мы смогли лишь частично.
— Уже идет работа над шасси будущего года?
— Уже с ноября-декабря идет.
— Новая машина будет эволюцией нынешней, или от не очень удачного наследства решено отказаться?
— То, что мы видим сейчас, — это достаточно агрессивные и смелые идеи. Которые из-за сжатых сроков, как мы убедились, не совсем до конца проработаны. Это не совсем те решения, которые сразу позволяют показать результат. На следующий год будет эволюция этих решений с учетом всей нынешней работы над ошибками. И эта эволюция, как мы надеемся, станет изначально работать так, как должна. Если так и будет, мы все будем очень довольны этой машиной.
Светлые перемены ждут в будущем, а пока остается довольствоваться тем, что есть, — и выжимать из нынешней машины все возможное. Шанс прыгнуть выше головы имеется у Сироткина в Монако. Такой же шанс был у него и в Баку, но все завершилось двумя инцидентами на старте. За первый его наказали судьи (справедливость санкций пусть будет на их совести), а второй и вовсе оставил разбитый Williams на обочине.
— Что обсуждается на пилотских брифингах перед гонкой — в основном проблемы безопасности?
— Да. Разбираются инциденты с последнего уик-энда. У каждого есть свое мнение, кто и как должен был повести себя в этом конкретном моменте, каждый выражает свою точку зрения.
— В Испании обсуждались инциденты с вашей машиной в Баку?
— Нет. Я сам попросил команду спокойно отреагировать, попросил перестать что-то доказывать или отстаивать, потому что это уже решено. И в конце концов мы сошлись на том, что не будем к этому возвращаться.
— Проблема старта в Формуле-1 стоит очень остро, бывает много коллизий. Гонщик может сказать себе: я стартую аккуратно, не отыгрываю позиции, только стараюсь не попасть в аварию?
— Нет.
— То есть аккуратность на старте — это фикция?
— Это очень зависит от ситуации. Ты можешь попасть в аварию как раз потому, что будешь слишком аккуратным. Все очень непредсказуемо. Иногда ты подъезжаешь к первому повороту и видишь: сейчас будет нечто! А в итоге каким-то чудесным образом все проезжают — и все спокойно. Иногда, наоборот, на ровном месте происходит то, чего не ожидаешь, и из ничего случается большой завал.
— К конкретному старту готовиться бесполезно?
— Понятно, что мы перед гонкой смотрим все повторы стартов за несколько лет. Но вот мы смотрим, а там тоже каждый раз все по-другому! Поэтому я убедился на своем опыте еще во время молодежной карьеры, что нет закономерностей, какой-то системной тенденции.
— Понятно, надо реагировать по ситуации. А что помогло увернуться от Грожана в Барселоне?
— Чистая случайность! Я заметил часть машины впереди, но настолько много было дыма, что я даже не видел, в какую сторону она повернута.
— То есть то, что он сдвинулся…
— Я этого не видел! Я видел, что еду почти на машину, и ушел чуть-чуть левее. Не на обочину, просто на краешек трассы. И почти остановился, до 20 км/ч, потому что просто не видел, куда ехал. Если бы его машина стояла повернутой в другую сторону, я бы в нее уткнулся.
Будем надеяться, что в Монако старт пройдет без эксцессов, а в квалификации Сергей завоюет достаточно перспективную позицию. В конце концов, третьему после Виталия Петрова и Даниила Квята российскому представителю в Формуле-1 тоже надо завоевывать очки. А после Монако это будет сделать гораздо сложнее.
— Третий пилот от страны — это уже тенденция! К тому же вы попали в Ф1 с помощью российской программы подготовки SMP Racing.
— Это действительно важно. В нашей программе много молодых талантливых ребят. Может быть, не в нынешнем году, будем честны, но до этого много времени я провел с юными ребятишками из программы, которые гоняются в картинге. Они все мечтали об Ф1, как и я в своем детстве. Серий много, но каждый мечтает именно о Формуле-1! И важен сам факт: показать им всем, что наша программа SMP Racing идет от самого маленького карта и до Формулы-1, включая ее. Это большой и важный шаг, большой вызов и ответственность как для меня, так и для всей нашей программы.
— У многих пилотов их будущий путь был предопределен в тот момент, когда они увидели Формулу-1 воочию или по телевизору. Вы помните свои первые впечатления от автогонок?
— Это было на даче у бабушки, мы сидели с отцом, мне было года три—четыре, был маленький телевизор. И в нем боролись Шумахер с Хаккиненом.
— Это примерно 1999 год?
— Девяносто восьмой — девяносто девятый, двухтысячный, может быть. (Сергей улыбается.) И с тех пор что-то в моей голове немножко не так!
