Пламя ЗИЛа: как на территории бывшего автозавода начали выпускать пожарные автомобили
На фотографии мы с водителем пожарного КАМАЗа делаем вид, что тушим огонь. А на самом деле — просто поливаем бетонную площадку. Потом заправим цистерну по новой прямо из Москвы-реки — и отвезем воду в цех, который фирма «Спецтехника пожаротушения» арендует у завода ЗИЛ. Потому что в процессе ликвидации ЗИЛа пожаростроителям отключили водоснабжение...
До сих пор я был на ЗИЛе лишь пару раз, и то давно. Посещал музей и кабинет директора Лихачева, где на стене висела шеренга портретов его расстрелянных предшественников. Однажды меня неофициально провели через служебный выход музея к ближайшему корпусу, где собирали первые советские грузовики АМО-Ф-15. Сейчас тот корпус, как и многие другие, снесли. На его месте — и это хорошо видно с Третьего транспортного кольца — новенький Ледовый дворец. В помещении зиловского музея, одиноко стоящего на обочине Третьего кольца, — музей хоккейной славы...
При въезде через проходную на завод (точнее, то, что от него осталось) — щит, сохранившийся от былых времен: «Скорость не выше 30 км/ч». Да здесь выше 10 км/ч не разгонишься: дороги — как после бомбежки! Окружающая территория «сметена могучим ураганом»: бескрайние поля с осколками битого камня. Только китайские самосвалы один за другим увозят обломки былой эпохи.
Но в глубине, ближе к пойме Москвы-реки, сохранились и гигантские корпуса, и подъездные дороги, и центральный проспект, заросший буйной зеленью. В прежние времена ЗИЛ выпускал по 200 тысяч (!) грузовиков в год. Здесь работало около 80 тысяч человек. Едва ли не к каждому цеху вела железнодорожная ветка. Ходили собственные автобусы. Это был город в городе.
А сейчас знаете, что он напоминает? Зону из «Пикника на обочине» Стругацких. «Так вот посмотришь на нее — земля как земля. Солнце на нее как на всю остальную землю светит, и ничего вроде бы на ней не изменилось, все вроде бы как тринадцать лет назад. Папаша, покойник, посмотрел бы и ничего бы особенного не заметил, разве что спросил бы: чего это завод не дымит, забастовка, что ли?.. Желтая порода конусами, кауперы на солнышке отсвечивают, рельсы, рельсы, рельсы, на рельсах паровозик с платформами… Индустриальный пейзаж, одним словом. Только людей нет. Ни живых, ни мертвых».
Лишь кое-где остались арендаторы (говорят, даже гигантский автосборочный цех превратили в склад). Я перешагиваю через ржавые рельсы (там, где их еще не выкорчевали) и чувствую себя Сталкером из фильма, снятого Тарковским по той же книге. Вот по земле разбросаны останки ЗИЛа-130 со спортивными номерами на дверцах: кажется, будто его растерзал неведомый хищник, таящийся в одном из заброшенных корпусов.
Поодаль — шеренга полуразбитых, полуразворованных грузовиков, среди которых почти целая «сто тридцать первая» техпомощь. Я открываю — скри-ип! — дверцу ее кунга: стены оклеены выцветшими постерами с красотками, под лавкой — аптечка с порыжевшими бинтами. Над кабиной — подкова, «на счастье».
Рядом — фантастическая автозаправка с древними колонками, как на какой-нибудь американской Дороге 66, и ржавыми прицепами-цистернами. Один — с желтым номерным знаком. Знаете, когда отменили такие номера? В шестидесятых годах.
На бывшей маневровой станции, заросшей травой, — железнодорожная будка. Целехонькая, с занавесочками. И дверь распахнута. «Зайдем?» — спрашиваю спутницу Машу, которая работает на фирме «Спецтехника пожаротушения». Маша морщится: «Да ну, будку, наверное, в туалет превратили...» Ничего подобного. На ЗИЛе не живут ни гастарбайтеры, ни бомжи: что им там делать? Еды нет, работы нет, вокруг забор, до цивилизации — семь суток на оленях.
В полу будки — люк. Я тяну его на себя и просовываю голову вниз: лестница уходит в воду, виден подземный коридор. Бывший коммерческий директор ЗИЛа рассказывал мне в свое время, что под зиловской территорией едва ли не столько же всего, сколько над ней: подземные цеха, автомобильные и железные дороги. На случай атомной войны. И это одна из проблем, которые не позволят так просто построить на всей территории бывшего завода бизнес- и прочие парки: что делать с секретными коммуникациями, которые наверняка идут до самого Кремля?
Все это оставляет нереальное ощущение, особенно когда понимаешь, что находишься практически в центре Москвы. И на этом фоне контрастом — прямо-таки европейские цех и офис «Спецтехники пожаротушения». «У нас немного пыльно, — извиняются представители фирмы. — Соседний корпус сносят». И водопровод отключен — около умывальника стоит бак с ковшиком...
Там, где были шпинделя
«Спецтехника пожаротушения» поселилась на территории ЗИЛа в 2008 году, арендовав бывший цех шпинделей (слово-то какое!). Тогда ЗИЛ пытался наладить дружбу с австрийской противопожарной фирмой Rosenbauer, но из этого ничего не получилось, а собственное зиловское производство «пожарок» загнулось еще раньше. Тут-то упавшее знамя пожаростроения и подхватило совместное предприятие, где 49% акций принадлежит фирме Rosenbauer, а 51% — российским акционерам.
Сперва заводчане устанавливали купленные «розенбауэровские» надстройки — но на шасси КАМАЗов, а не ЗИЛов, — а затем постепенно начали локализацию «начинки» машин.
Сейчас пожаростроители гордятся тем, что получают от Розенбауэра только насосы, водопенные коммуникации и удобные сиденья для пожарных. И остальных импортных комплектующих немного: это, к примеру, открывающиеся ступеньки кабины боевого расчета и мигалки с модными плафонами-обтекателями (и то, и другое поступает из Германии). Но эти обтекатели тоже будут локализованы: «Пожарные регулярно просят их заменить: плавятся, когда машины близко к огню подъезжают!»
Все остальное — отечественное, причем очень достойного качества: цистерны — из полипропилена (что позволяет их использовать и для доставки питьевой воды), надстройки — из алюминия и окрашенного стеклопластика. Алюминиевые детали делают в самом цеху, здесь же собирают шторные дверцы отсеков из профилей, которые приходят из Малоярославца (я был убежден, что эти шторки — импортные). Готовые надстройки не привинчивают к надрамнику, а приклеивают: заводчане уверяют, что такое соединение лучше работает на изгиб и кручение и не разбалтывается.