Mazda, дизайн и точильный камень: почему в Хирошиме производство — это искусство

Старый цех с закопченными окнами, в котором современные пятикоординатные металлообрабатывающие робокомплексы соседствуют с довоенными фрезерными станками. Россия? Нет, Страна восходящего солнца. Только здесь журналистам могут дать в руки наждачную бумагу и заставить полировать металл — чтобы они лучше поняли дизайн автомобилей Mazda.

За что я так люблю Японию? За лучшие в мире ­суши-бары вокруг токийского рыбного рынка? О да. За идеальное состояние коллекционных пластинок в магазинчиках музыкального секонд-хенда? Бесспорно. Но главное — удивление. Каждый раз эта страна способна шокировать тебя, гайдзина-европейца, причем совершенно бытовыми сценками.

Цоколь токийского отеля The New Otani. От подъезда отчаливает автобус, девушка-портье машет ему вослед. В Японии так принято, однако... Автобус отъехал метров на 50 — она машет. Сто метров — она машет. Двести. Казалось бы, уже никто тебя оттуда не увидит — иди займись чем-нибудь полезным. Но нет, она стоит и машет. Улыбается и машет.

Вы не поверите: она улыбалась и махала все время, пока автобус стоял на дальнем перекрестке. Минуты три. Как заведенная. И перестала, только когда автобус скрылся из вида за окрестными домами.

Представляете такое в Москве? Берлине? Париже? Нигде в мире не принято настолько гордиться любой, самой малозначимой работой! Ощущая себя важным винтиком большого механизма.

Кстати, о роботах. В японских торговых центрах уже появились механические куклы-информаторы. Настолько правдоподобно сделанные, что я сперва перепутал такую с живой японкой. За что я люблю Японию? Вот за эту удивительную сочетанность традиций и инноваций. Робот-девушка — и тут же девушка, которая машет как робот. Потому что точно так же ее прапрабабушки провожали самураев из своих деревень многие столетия подряд.

— Мы, японцы, способны замечать красоту там, где вы, европейцы, видите лишь пустоту.

Верю! Представляя перед Токийским автосалоном концепт-кар Mazda Vision Coupe, шеф-дизайнер Икуо Маэда ничего не сочинял и не придумывал: для него ссылаться на сад камней или на искусство икебаны естественно, как для любого японца. Это их предки веками таращились на цветущую сакуру и годами учились тому, как из трех прутиков сложить букет. Наши-то, русские, из них только веник бы сделали — и послали девок мести баню перед тем, как попариться хорошенько, а потом в сугроб или прорубь. А эти — нет. Ставят в вазу и любуются.

Mazda Vision Coupe — красота пустоты между ветками икебаны

— Икебана — это искусство аранжировки не столько цветов, сколько промежутков между ними. Таково и наше новое прочтение фирменного дизайн-стиля Кодо: мы убираем все лишнее, наносное, и оставляем типично японскую красоту пустоты.

Mazda Vision Coupe

Не то чтобы Маэда-сан был уникален в своем стремлении к минимализму: схожие слова про «лишние линии» недавно говорил мне Ахим Бадштюбнер, перешедший из Audi в Mercedes-Benz. Но тот приводил в пример атлета в обтягивающей майке — как это по-немецки, верно? Лени Рифеншталь, «Триумф воли» и все такое. От последних мерседесовских концепт-каров, кстати, я что-то не в восторге.

Mazda Vision Coupe

А вот Mazda...

Зачем руководство решило показать на Токийском автосалоне 2017 года сразу два концептуальных образца, я так и не понял: хватило бы и одной четырехдверки Vision Coupe. Правда, послевкусие от нее слегка с горчинкой: это у Kia теперь есть Stinger, а Mazda серийный автомобиль класса gran turismo позволить себе, увы, не может. Зато хэтчбек Kai фирменного цвета Soul Red, второй концепт-кар на стенде, — это будущая Mazda 3. И здесь уже никакой горечи: ни Alfa Romeo нынче не бывает столь яркой, сексапильной и в то же время гармоничной, ни Citroen, ни BMW...

Mazda Kai

Особенно заметным был контраст с концепт-карами на других токийских стендах: пока Toyota, Nissan, Honda и Mitsubishi экспериментируют с футуристичными сложными структурами, о которые глаз сломаешь, Mazda делает просто красивые автомобили.

Mazda Kai

Почему всем остальным нужны эти огромные жвалы на скулах бамперов и ломаные линии боковин, а Икуо Маэда обходится красотой пустоты? Ответ я надеялся получить в Хирошиме — не зря же нас, журналистов, после автосалона посадили в шинкансен и опять повезли в родной город Джуджиро Мацды.

Mazda Kai

Я бывал здесь не раз: для меня это не Хироси́ма, как принято говорить у нас, а Хиро́шима. И давайте не спорить — пожалуйста, жуйте свои безвкусные суси в якиториях, а я продолжу любить настоящие японские суши. Тот звук, который я слышу из уст японцев, далек от свистящего «с» — и куда ближе к «ш». Вернее, к «щ». Но попробуйте произнести «сущи» — в русском варианте неизбежно получится «сущщи», что ­опять-таки некорректно. А у японцев это «щ» не жирное и наваристое, как кусок говядины из щей, — а короткое и сухое. Как далекий выстрел из винтовки Арисака Тип 38, высверленной на заводе Toyo Kogyo перед Второй мировой войной.

Каюсь, я был недостаточно осведомлен, когда два года назад после предыдущего визита в Хирошиму рассказывал про раннюю историю компании. На самом деле Джуджиро Мацда, вернувшись после продажи своего оружейного завода в Осаке, возглавил «пробочную» фабрику Toyo Kogyo Kork вовсе не для того, чтобы выпускать отбойные молотки, нет.

Почему американцы в 1945 году сбросили атомного Малыша именно на Хирошиму? Потому что здесь был один из главных технологических центров ­военно-промышленного комплекса Японии. На местных верфях, к примеру, построили крупнейший в те времена линкор Ямато, а в округе действовало множество ­металлообрабатывающих заводов — таких как Toyo Kogyo. И на самом деле основным бизнесом предприятия Мацды было изготовление винтовок Типа 38, а во время войны еще и ­авиамоторов для истребителей! Только удаленность завода от центра Хирошимы спасла и цеха, и самого Мацду, который в день бомбардировки справлял 70-летний юбилей.

Поэтому же, кстати, Mazda сохранила независимость при принудительном укрупнении автозаводов в начале 60-х годов. Как правительство Японии поверило в самостоятельность маленькой фабрики по выпуску развозных трициклов? Но ведь она из Хирошимы, а именно там много инженеров из бывшей оборонки, которых можно занять освоением технологически сложного роторно-поршневого двигателя.

Эти корпуса видали виды, но главное — в их стенах производство искренне считают не ремеслом, а искусством

Забавно, что, как почти любой конверсионный продукт, РПД был обречен. Зато Mazda выжила. И сегодня Хирошима фактически моногород. Мазда-­стадион, Мазда-мост... И сам Мазда-завод, причем многие из корпусов, похоже, не изменились с послевоенных времен.

Пластилиновых макетов в дизайн-центре в наши дни стали делать не меньше, а еще больше: 3D-картинка не заменяет живой пластики

Во всяком случае тот, куда нас повели смотреть на штампы.

Закопченные стекла, облупившаяся темно-зеленая краска на стенах, огромные прессы. В этом цеху готовят прессовую оснастку, то есть матрицы и пуансоны для изготовления кузовных деталей. Зачем мы здесь, что тут интересного? Почему нам в руки дали кусочки наждачки и заставили тереть сувенирные металлические пластинки с надписями: «Mazda: be a driver»?

Многотонные чугунные матрицы после мехобработки тщательно шлифуют вручную — с их помощью будут штамповать кузовные детали даже после окончания конвейерной жизни модели

Потому что это часть ритуала для ­Мазда-клубников. Их привозят сюда, чтобы они прониклись духом моноцкури, японского искусства выделки вещей. Мол, думаете, чем мы полируем матрицы для кузовных штампов — простой шкуркой-нулевкой? Как бы не так! Чтобы оснастка позволяла в точности воспроизвести задумку дизайнеров с их Кодо-стилем (Kodo — Soul of Motion, «душа движения»), ее доводят вручную уникальной ­Кодо-шкуркой! А перед этим трут металл полировальным Кодо-бруском.

Не верите? Ну-ка, попробуйте сперва этим, обычным, а потом нашим. Видите разницу? Мы выбрали зернистость и структуру Кодо-бруска после тысяч экспериментов!

Фирменный шлифовальный Кодо-брусок с пористой структурой — это вам не обычный (справа), который куда быстрее «замыливается» частичками металла

Я чувствовал себя Алисой в Стране чудес на безумном чаепитии. Представляете, чтобы такое для журналистов устроили Volkswagen, BMW или Renault? Да в Европе никому в голову не придет хвалиться ручной доводкой прессовой оснастки! Там это вообще отдают на сторону специализированным фирмам: какой-нибудь ThyssenKrupp сделает и точнее, и дешевле.

А здесь это моноцкури. В моногороде.

И ведь надо видеть этот огонь в глазах всех и каждого — от простых инструментальщиков, которые шлифуют матрицы, до начальника цеха, который на полном серьезе объясняет журналистам связь их работы с Кодо-философией дизайна. Только попробуйте прикинуть, что скажет у нас на Волжском автомобильнейшем заведующий цехом кузовной оснастки про то, как его подчиненные помогают воплощать задумки Стива Маттина на боковинах Весты. О, я не сомневаюсь, речь его будет яркой и образной. Но боюсь, не то чтобы совсем цензурной. Да, полируем. Да, шкуркой. Чтоб ее. И этих дизайнеров... И эти подштамповки... И эти прессы!

Участок финишного контроля поверхности штамповых матриц: инструментальщики, как и все мужчины, любят глазами — отслеживая точность игры отражений люминесцентных ламп на поверхности отполированного металла

Или взять немца. Этот вам монотонно, методично расскажет все. И про материалы, и про технологии. Однако оживится, только если вы спросите о его хобби — или о том, куда лучше вечером пойти пива попить.

И лишь японцы стопроцентно, абсолютно, фанатично погружены в свое дело. Как тот слесарь-инструментальщик в Хирошиме — или та девушка-портье в Токио. Что бы ни случилось, он будет тереть, а она — махать. Как всей страной начали сотни лет назад, так и сейчас — трут и машут, трут и машут.

Но все — немного по-разному. Пока что ­более-менее глубоко я смог изучить корпоративную культуру только двух японских автомобильных компаний — это Toyota и Mazda. Для тойотовцев высшая цель — выстроить процесс разработки и особенно производства автомобиля определенным образом, как завещали великие Эйджи Тойода и Таичи Оно. А в Хирошиме все иначе: жестких правил нет, но главное — моноцкури. «Моно» по-японски «вещь», «цкури» — «создавать». В вольном переводе ­моноцкури по-маздовски — это промышленное творчество. Когда любая мелочь имеет значение. Чтобы даже полировальный брусок — не абы какой, а свой, уникальный.

И когда видишь, насколько в этот безусловно творческий процесс вовлечены все без исключения, от шеф-дизайнера до работяги инструментального цеха... Да, теперь я лучше понимаю, почему в Хирошиме чаще других делают красивые, одухотворенные машины. Потому что для них это не ремесло. А искусство. 

Mazda Vision Coupe