Просто повезло. Михаил Подорожанский о главном

Asked a girl what she wanted to be

Что пробежит он четыреста миль

I want to be famous, a star on the screen

Решил в последний раз тряхнуть стариной

Короче, просто повезло. Повезло, что в самом конце восьмидесятых после ралли журналистов в Польше я надрался. По-детски, от тупой ­злобы-обиды. Из-за того, что вместе со всей зарулевской командой неделю пресмыкался перед хамоватым шефом вазовского бюро спортивных автомобилей. Он выделил нам, нищебродам, две машины и теперь, после финиша, распекал меня, как тот председатель:

— Какое ты имел право говорить иностранцам «соу-соу» о наших машинах? Команда Советского Союза для тебя закрыта!

Я послал его, лихо «потанцевал» с полячками в местной дискотеке, попутно распрощавшись и с мечтой о трудоустройстве в журнал «За рулем».

Потом, уже в авторевюшные времена, я встретил того патриота — на зимних трековых VIP-гонках в Набережных Челнах по случаю очередной дакаровской победы камазовцев. В поддержку друзей-автомобилестроителей из Тольятти туда пригнали аж целый автовоз спортивных «восьмерок». А когда нависла угроза, что победит кто-то из камазовцев, в ответ на едва заметный барский жест механик «случайно попутал» высоковольтные провода под капотом одной из боевых машин.

Кстати, и в том журнале мне предлагали кресло — именно кресло, а не корреспондентский стул, о котором я мечтал, отправляясь на ралли в Польшу. Но я был кристально трезв — и отказался. А могло случиться наоборот. Снова повезло.

А уж как повезло с Диваковым! Он чудом нарисовался моим тренером на час, когда я решил во что бы то ни стало рвануть в Болгарию на следующий этап ралли — и урезонить обидчика с особым цинизмом, за рулем «сорок первого» Москвича. Тот не приехал, а Диваковище остался. В индустрии — коллапс и нищета, а у нас — уже какие-то деньги, какая-то перспектива. Просто повезло.

Это сейчас, с понтом умудренный, я знаю, что без катарсиса было никак, а тогда чудом не свалился под днище. Шеф издательского дома «Деловой мир» (поначалу Авторевю числилось приложением к «большой» газете «Деловой мир») объявил, что по части убытков Авторевю достигло таких вершин, что оплата типографских расходов прекращается. Давай, до свидания. Я так и не узнал, кто был тем ангелом-бухгалтером, что готовил начальству сводку и перепутал дебет с кредитом.

Оформили компанию, наскребли на типографию, потом на зарплаты, потом купили одну машину, другую, заключили договор с полигоном, обзавелись кучей исследовательской аппаратуры… И ни копейки чужих или бюджетных. Просто повезло!

Надо ли сейчас о деньгах? Ребята, деньги — это отчеканенная свобода. И сто благодетелей в придачу. Но тогда, само собой, вера, надежда, любовь.

Помните другой анекдот советских времен — про то, есть ли в Париже непродажные женщины? Да, есть, но будьте готовы к тому, что они гораздо дороже.

Снимаю у вас с языка: тогда уж колись, сколько стоит Авторевю, которое, как говорят, не продается?

Про то, как прикинуть цену бизнеса на основе отчетности за несколько последних лет, я знаю. Но цена-то скорее зависит от готовности покупателя — и было, конечно, любопытно. Дважды, один раз с российским издательским домом, другой раз с немцами, я довел «предварительные переговоры» о покупке Авторевю до щекотливой точки: стартовое предложение — двадцать миллионов долларов за 51 процент, причем с гарантией сохранения за мной позиции главреда. Продавать Авторевю я не собирался, но обретенное знание — сила.

Примерно в те же времена страсть как хотелось выпускать автомобильную телепрограмму. Напомню на всякий случай, что телевидение было другим, хотя и тогда все эти останкинские мимими — «Ах, какая классная пилотная программа, ах, лучшее издание, ­краш-тесты, лучшие эксперты, ах, независимая оценка» — были приправой к главному вопросу: сколько на этом срубим мы, а сколько — они? Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать? Эти-то раньше других постсоветских медийщиков просекли, что продаются-покупаются и рукописи, и вдохновение, уж не говоря о политических пристрастиях. Школа Березовского, не устоял даже кумир Василий Аксенов; это ведь его «Поиски жанра» стали мне пособием по профориентации.

Я продолжал бубнить, что каналу мы ни в каком виде платить не будем, что пусть канал покупает у нас каждый выпуск Подорожника. Мы, дескать, производим слишком добротный товар, чтобы раздавать его бесплатно (не раз я это говорил и про Авторевю). Но когда, уже не скрывая кривой улыбки, меня послали к коммерческому директору, стало ясно, что телевизионная песенка спета, едва начавшись. По крайней мере, в такой тональности.

Меньше всего этот дядька походил на коммерсанта. Вместе мы посмотрели «пилот» — и, закуривая очередную сигарету, он доверительно поведал, что неконтролируемая джинса (кто не в курсе, это, скажем так, рекламный прогиб, хотя нынче в ходу изящные термины типа «нативная реклама», product placement или advertorial) достигла таких масштабов, что пришлось создать группу ищеек, отслеживающих любые упоминания брендов, — чтобы хоть что-то пошло через кассу. И он ума не приложит, как же можно поставить в эфир нашу программу — сплошь из Мерседесов, BMW, Ferrari и, конечно, Лад с ­УАЗами. Завершился разговор тем, что он издаст специальное распоряжение: упоминание брендов, описание достоинств и недостатков автомобилей в рамках программы Подорожник не считать коммерческой информацией.

Ни фига себе повезло!

Как водится, нарисовался и плохой полицейский — зам по договорам и прочим бумагам. Характерный пиджак, колючий взгляд, часы с мою годовую зарплату. «Вот только мне не надо петь, что производители вам не заносят».

Попробовал на его языке. Смотрите, говорю, вы лучше меня знаете, что всё и вся имеет цену. Львиная доля капитализации СМИ приходится на репутацию. Авторевю сейчас стоит двадцать миллионов долларов. Пусть на репутацию приходится десять. Сколько нам мог бы заплатить за победу в сравнительном тесте, скажем, Mercedes? Десять, пятнадцать, двадцать тысяч долларов? Да хоть пятьдесят (хотя, насколько я представлял, это уже на порядок выше тогдашних телевизионных хотелок). Считаем. Благая весть о том, что тесты Авторевю проплачены, мигом разносится по авторынку — и капитализация репутации падает минимум на пять миллионов. Где бизнес?

Каждый выпуск Подорожника канал покупал — кажется, за 12 или 14 тысяч долларов.

Потом повезло еще раз, когда из-за перетасовки сетки вещания удалось безболезненно, никого не подставив, соскочить. По сей день, бывает, просыпаюсь в холодном поту: завтра эфир, «монтажник» в запое, весь отснятый материал у него. Кстати, на производство Подорожника мы тратили больше, ведь каждый выпуск как с чистого листа, не считая того, что мы создали полноценное видеопроизводство — с тогдашними бетакамами, профессиональными звуком и светом, монтажными столами и мониторами. Могли себе позволить: в Авторевю было много, очень много «белой» рекламы, а драйв зашкаливал. Креативнее только нищие. «Извините, но до конца года все рекламные полосы зарезервированы, а место на четвертой странице обложки можем предложить только в марте». Потому что есть норматив: под рекламу — не более сорока процентов печатной площади. «Раз так, мы будем вынуждены обратиться к вашим конкурентам». А уж сколько раз нас лишали — и продолжают лишать! — рекламы в наказание за нелестные отзывы наших авторов и экспертов! Тогда — до скорого.

То, что говорить правду — это выгодно, перешло из абстрактной заповеди в теорему с кучей доказательств.

Разболтались совсем тормоза

And she said, «Baby, it’s understood»

У выхлопной трубы — вечный склероз,

But I can show you a better time

Возможно, вы тогда спросите: а какого черта из Авторевю уходили журналисты, если было так круто и денежно? Вот не возьми я «грязный» ре мажор, то мог бы и здесь сорваться в скольжение в нудном сносе: «А вы посмотрите, какие замечательные кадры прошли через школу Авторевю, и это еще один повод гордиться нашим вкладом в дело…»

Азарт перебивать чьи-то предложения «по зарплате» разгорался отнюдь не всегда. С «неприятным разговором» о намерении покинуть Авторевю ко мне нередко подходили за полчаса до отложенного в сотый раз пинка. У нас, говорю на планерке, две новости и — редкий случай — обе хорошие. Во-первых, от нас уходит такой-то, а во-вторых, он будет работать в издании таком-то. Ну или возглавит его.

Не подавать же виду, что комок сдавливает горло. Типа повезло.

Деньги, конечно, решают не все. Cherchez la femme! В общем-то, и здесь мало нового, но — руководителю на заметку! — первопричиной многих, иногда и впрямь болезненных увольнений из Авторевю были «внутренние» браки или длительные теплые отношения. Тут уж ничего не попишешь, не отказывать же привлекательным женщинам в приеме на работу! А сопутствующие увольнению причитания про застой, мутные перспективы, невнятную структуру и т.п. — это уже второй пласт, хотя, между нами, отнюдь не беспочвенный.

Эх, нам бы главреда-полковника, чтоб строем, чтоб с утренней поверкой и медосмотром. Чтоб в двенадцать ­ноль-нуль передовицу на стол! Товарищ полковник, так ведь никто это говно читать не будет... Молчать! Через год — очередная должность, через три — звездочка. Не хватает сущей мелочи — госфинансирования.

Чуть не лажанул, здесь же си минор!

Baby, you can drive my car

Путь-дорога нелегка,

Baby, you can drive my car

Отсюда не видно!

Или кому-то видно?

За эпикризом — к Сергею Знаемскому, к его трехчастной «Истории болезни» нашего ремесла. А за курсом лечения? Боюсь, снова не ко мне. Я ведь и тогда, в девяностых, едва ли мог строить планы хотя бы на пару лет. Бешеный драйв, а остальное приложится. Мы попали в тональность, подхватили, а то и сами написали коды «свой-чужой» — и это стало не менее важно, чем ­топ-профессиональная экспертная оценка, полигон и краш-тесты. Черт подери, Авторевю — это еще и добротная беллетристика! О том, сколько тысяч сигарет ушло на редактуру, а то и рерайт, сейчас неохота. Просто повезло.

Коды нужно менять, причем и чаще, и быстрее. У тридцатилетних, уж не говоря о молодняке, совсем другие метки. Я уже не догоняю. И в футурологии я не силен, а главное — не понимаю, к какой же реальности прикладывать эти зыбкие матрицы будущего. А на какой срок?

Вот вы, например, готовы сказать наверняка: решение о доморощенной Википедии продиктовано перспективой прихлопнуть Википедию настоящую (заверения премьера, что нет-нет-нет, не в счет)? А очередной суверенный видеохостинг? Банальный распил — и снова пронесет, как пронесло с поисковиком Спутник? А то ведь наш YouTube-канал собрал уже без малого полмиллиона подписчиков. Обидно будет, да?

Если прикроют и надолго, то, будь на моем месте настоящий руководитель, к черту всю футурологию с грядущим царством алгоритмов и сменой рода занятий каждые десять, а то и пять лет. К черту и рефлексию по поводу устаревших кодов. Пулей в издательский отдел Минобороны, оттуда — в ­ДОСААФ! Или опоздали, кто-то другой уже заручился? Да не прокатит по-любому: не скрыть нам душок иноагента — участие в Car и Truck of the Year, весь этот репертуарчик, припомнят и редакцию Авторевю в Киеве. Не надо. Помню, как было неловко, когда на второй день августовского путча 1991 года редактор «Делового мира» заявил, что он одним из первых получил от ГКЧП разрешение на продолжение выпуска газеты. На Авторевю это не распространялось, а значит, по идее, и мне предстояла та же беготня? От унижения спас двухнедельный цикл Авторевю: путч провалился раньше выхода следующего номера. Просто повезло. 

А если придушат, но так, слегка?

Брошу-ка я и свой пятачок вдогонку «Истории болезни». Это в девяностых, да и в начале двухтысячных автомобиль оставался главным объектом грез и дискуссий даже самых продвинутых соотечественников. Затем, под натиском мыслей о британском паспорте или домике на Адриатике, автомобиль мало-помалу утратил лидерство. Какое-то место для него, конечно, осталось, а значит, остался и интерес к автомобильной журналистике. И тут же вопрос с другой, издательской стороны: а на фига ярким и все еще востребованным авторам эти богадельни-редакции с КПД паровоза? И вообще, зачем горбатиться на дядю, если два клика — и ты уже сам себе СМИ, а попрет масть, так и в шоколаде?

Соло!

Сдается мне, что история про дополняющих друг друга человека и коня проживет ой как долго. И точно переживет цунами и новой эмиграции, и новой добровольной коллективизации. Конь должен быть своим, родненьким, и лучше с отключаемым автопилотом. Пусть на уик-энд, пусть на отпуск, но чтобы свой. И снова будет интересно, настолько ли профессиональны эксперты, чтобы не ставить под сомнение, что моя машина лучше, чем у придурка-соседа? Глядишь, и Google с Яндексом подкрутят алгоритмы, чтобы поисковики и прочие дзены клевали не только на «правильные» заголовки.

Выживут и платформы-редакции, по крайней мере самые сильные — с их накатом, с испытательной базой и, конечно, как носители бренда, некоего знака качества: проверено, испытано, верить! Другое дело, что и бизнес-схемы, и подходы к взаимоотношениям с авторами перетрясутся до неузнаваемости — и славно, что мы в Авторевю не заливали бетоном «структурные» опалубки и арматуры. А что до солистов, то «страх за то, что мы меньше, чем можем» и «радость за то, что все в надежных руках» сойдутся на крохах биткоина, которые к обоюдной радости будут делиться между авторами и редакцией. Мне так кажется.

Носители, форматы и способы доставки информации — бумага, экраны любых размеров, текст, звук или видео, сайты или соцсети...  Да хоть почтовые голуби! Главное — чтобы к своим. И чтобы по всему русскоязычному миру, поверх границ и прочих барьеров.

Программы у меня нет, есть лишь закостенелое за 30 лет работы в Авторевю убеждение, что «все это следует шить» — и хорошо бы ровными стежками. А за алгоритмами — к ровесникам Авторевю, и лучше других их подберут-допилят сами авторевюшники. Потому что лучшие. Но и я, старый лабух, еще могу кое-чем помочь — хотя бы по части «не горбатиться на дядю».

Авторевю по-прежнему самодостаточное, прибыльное издание. Но, будучи владельцем, я пару лет отказываюсь от дивидендов, а в качестве главреда уже полгода регулярно подаю заявления на отпуск за свой счет. Конечно, с умыслом. Сейчас вся власть — у редсовета. В этой тройке — непубличный Дмитрий Струков (директор, у него же и право подписи) и давно вам знакомые Леонид Голованов и Сергей Знаемский. Вот-вот редсовет представит алгоритм, по которому будет выявляться-назначаться вожак. А прошедшие полгода — хороший срок, чтобы, посмотрев друг на друга взглядом, не замутненным моим присутствием, авторевюшники сделали лучший выбор. Дальше — набор оборотов с облегченным кузовом, новым мотором и по новым траекториям.

А я уже получил социальную (пенсионную) карту москвича и теперь гоняю себе по выделенке, хочу — на дизеле, хочу — на электротяге, причем бесплатно и, считай, с автопилотом.

Ребята, идем на коду, снова си минор — и в терцию!

Крепко держит руль рука,

Yes, I’m gonna be a star,

А удача далека,

And maybe I‘ll love you

Beep beep’m beep beep yeah

Би-бип, би-биб, е…

Просто повезло.

Плесните-ка еще, я без машины.

P.S. Ну, без машины — это перебор. При самом нежном отношении к общественному транспорту, да еще отныне и бесплатному для меня, я покамест не намерен лишать себя радости поездить за рулем. И «под пенсию» сделал себе шикарный подарок — Tesla Model 3! А вышло так.

После весьма сдержанного отзыва Знаемского об одной из первых «американок» я вычеркнул Model 3 из списка хотелок. А поездил лишь потому, что Tesla Model 3 оказалась среди претендентов на титул европейского «Автомобиля года» — и вместе с другими конкурентами была в сентябре на «глобальных» тестах в Дании. Еду — и понимаю, что хорошо бы вновь провести «юстировку» наших оценок. По мне, так здесь только один новый автомобиль, который по кайфу напористой езды может потягаться с Теслой, — новая «единичка» BMW.

На пару дней, чтобы снять видео, в Данию заехал и Знаемский. Давай-ка, говорю, прыгай за руль, поезди часок, а потом напомни мне, чем же этот автомобиль отпугнул тебя в Америке. Приезжает и разводит руками: это совсем другая машина! То-то! Перед запуском в Европе они ее так перетрясли, что оба мы сошлись на том, что если в Дании и был автомобиль, достойный титула Car of the Year, то это Tesla Model 3. Я снова влюбился.

То, как я покупал-оформлял машину, это отдельный рассказ. Пока же — телефонная фоточка. Через три изнурительных часа заполнения полицейских протоколов мне объявили, что автомобиль арестован, а я оштрафован на сумму, которая надолго перечеркнет экономический эффект от замены бензина электричеством. Если новое руководство Авторевю сочтет мои приключения достойными публикации, да еще пообещает гонорар (машину-то я покупал за свои!), то изложу письменно. И даже приложу копии протоколов.